Тот, кто не любит, когда включают свет

В семь лет я впервые остался дома один. До этого рядом со мной всегда кто-то был. У нас большая семья, даже если родителям надо было куда-то уйти, дома всегда был один или несколько братьев. Или даже сестра, хотя Лаура предпочитала проводить время у соседки - у той было двое дочерей ее возраста, там ей было веселее. А когда мне было семь, я подхватил фолликулярную ангину. Ангины были настоящим проклятием семьи Диконов - мы болели ими почти круглый год, так что на плите никогда не переводилось теплое молоко. Мама привычно сунула мне подмышку градусник, хотя все и так было понятно, намотала мне на шею колючий отцовский шарф и отправила в постель со словами "ты же поспишь спокойно, пока мы не вернемся?" Я кивнул, потому что действительно очень хотелось спать - жар уже обнимал меня своими лапами, глотать было больно, а мысли путались. А все остальные отправлялись провожать Роберта - он, студент-третьекурсник, уезжал сегодня в Лондон после летних каникул. Провожать Роберта до станции - это была одна из многих наших традиций. От нашего дома до железной дороги вела прямая и красивая дорога, поросшая кустами сирени. Мы любили гулять по ней, но редко делали это все вместе - только когда Роберт уезжал в Лондон. Сейчас, когда я провожу каникулы дома, меня провожают только отец и мать. Даже Кэмерон, мамин любимец, свалил в большой город, едва ему исполнилось восемнадцать. Иногда мне жаль тех времен, когда мы были детьми и нас было много. Я залез под одеяло, проклиная себя, ангину и лужи, по которым прыгал вчера босиком, свернулся клубочком и обреченно приготовился страдать. Под дверью горела полоска света, а в прихожей раздавались голоса. "Джошуа, если ты не выключишь компьютер, мы уйдем без тебя! Вот ведь не повезло нашему папе, единственная дочка - и та проститутка! Отвали, идиот, это всего лишь помада! Дети, потише! Лаура, иди умойся. Кэм, надень шарф, ты хочешь лежать с температурой, как твой брат? Роберт, ты взял ту синюю рубашку? Размер посмотрел, ты в прошлый раз увез свитер Майкла. Джошуа! Я выдерну сейчас провод из розетки! Люк, оставайся молодцом, мы скоро придем." Я хотел ответить, что не надо обо мне беспокоиться, мне уже семь, я сумею умереть от ангины самоотверженно, но горло болело так, что я только прохрипел что-то невнятное. Вряд ли они меня услышали. Уже засыпая, я услышал, как хлопнула дверь и зазвенел ключ в замке. Я проснулся от холода. Похоже, температура решила взять очередной рекорд и меня всего трясло, несмотря на теплый шарф и вязаные носки. Горло будто драли наждачной бумагой, шея привычно опухла и болела. Дома было темно, значит, проспал я совсем немного - до станции полчаса хода в одну сторону. Я чуть не заплакал от отчаяния. Мне было очень больно, холодно, а я был совсем один и даже не мог никому пожаловаться. Я провел рукой по прикроватной тумбочке. Они так торопились уйти, что даже не оставили мне чая, который при ангинах мама вливала в нас литрами. Мысль о горячем чае была приятной настолько, что я решил пойти и заварить его сам. Ничего сложного в этом не было - чайник у нас недавно появился электрический, включать газ я до сих пор боялся. Где стоит заварка и сахар, я знал. Внизу хлопнула дверь. Я застыл на кровати. Сейчас я им все выскажу, как это - ходить туда-сюда вдоль сиреней, зная, что Люку здесь плохо и больно. Но свет не зажегся. И никаких голосов не было слышно. Мои братья - шумный народ, да даже Майкл и Лаура вдвоем могут своей грызней разбудить небольшой квартал. А тут - хлопнула дверь и тишина. Никаких шагов, кашля, вообще ничего. И свет не включился. - Эй! - крикнул я, - Хватит пугать, я сплю! Джошуа вполне мог подговорить Кэма на что-то подобное. Все равно тихо. Ну ничего, решил я, сейчас я спущусь и несмотря на температуру, стукну Кэмерона так, что у него нос набок съедет. А Джошуа... Джошуа я просто скажу что-нибудь оскорбительное. Например, что он - полудохлый кенгуру. Я открыл дверь своей комнаты. - Это не смешно, Кэм, - заявил я. В прихожей было пусто. Светились светло-голубые квадраты окон. На вешалке висела моя куртка. Я включил свет, окна тут же стали непроглядно черными. Никого не было. Но дверь-то хлопала! Показалось, решил я. Может, что-то упало, мама вечно ставит вещи как попало.. Или кот. Тут же я вспомнил, что старый мистер Вискерс умер две недели назад. Может, это его дух... Эта мысль прошлась по моему позвоночнику неприятным холодом. Что-то просто хлопнуло, а у меня температура. Когда Кэмерон болел в последний раз, ему казалось, что в углу комнаты притаилась обезьянка. Надо пойти и согреть себе чай, а потом снова лечь в кровать, скоро придут все остальные, и в доме будут хлопать все двери, а не одна. Я прошел на кухню. И тут свет в коридоре погас. Я застыл, прижавшись спиной к стене. В доме был кто-то, кроме меня. Этот кто-то хлопнул дверью, войдя, потом спрятался и вот теперь выключил свет в прихожей - в темноте прятаться было удобнее. Истории про маньяков, которые мне рассказывали добрые старшие братья, моментально припомнились мне. Стало страшно. Даже то, что Джек-потрошитель убивал только проституток, не утешало меня. Может, он увидит, что проституток дома нет, и удовлетворится маленьким больным мальчиком. Я сделал маленький шаг вдоль стены. И еще один. Протянул руку и взял с тумбочки нож, которым мы с Кэмероном каких-то полчаса намазывали джем на бутерброды. Я не собирался просто так умирать. Если это действительно убийца, то я его поцарапаю. И измажу в варенье. Я сомкнул пальцы на рукоятке ножа и тут же понял, что за мной кто-то стоит. Стоит прямо за мной, склонился к моему плечу и внимательно смотрит на нож в моей руке. - Не надо, - обожгло мою щеку чужое дыхание, - Не люблю. Я обернулся и раскрыл рот, готовый издать самый оглушительный вопль, который только могло издать воспаленное горло. За мной никого не было. Тогда стало действительно страшно. Лучше бы это был маньяк-убийца. Кто был со мной рядом на темной кухне? Кто только что шептал мне на ухо четко различимые английские слова? Я зажмурился и ударил рукой по выключателю, зажигая свет на кухне. Внимательно огляделся. Никто. Нож выпал из моей руки, и я всхлипнул. В коридоре раздался чуть слышный смех. А потом донеслась песня. Старая и очень знакомая, я слышал ее в нецветном фильме, который мама смотрела утром первого января. "I wanna be loved by you just you and nobody else but you..." Чая мне уже не хотелось. Мне хотелось забраться в свою кровать, накрыться с головой одеялом и ждать, пока это придет за мной. Но чтобы попасть в свою спальню, нужно было пройти сквозь прихожую, где кто-то смеялся и пел, пугая меня до оцепенения. Я закрыл глаза и шагнул в темноту коридора. Он освещался только светом из кухни. Но только я вышел в коридор, в кухне щелкнул выключатель, и я оказался в темноте. Я коротко вскрикнул и спотыкаясь, помчался на второй этаж, крепко зажмурив глаза. Возле спальни родителей висело зеркало. Я знал, что если я загляну в него, я обязательно узнаю, что пришло сегодня к нам в дом, чтобы пугать меня. Я знал так же, что я не хочу этого знать. Но я был очень любопытным ребенком, и я открыл глаза, когда проходил мимо. В зеркале отражались закрытые двери спален Майкла и Джошуа, распахнутая дверь, ведущая в спальню Лауры. Видно было ее расстеленную кровать, белую ночную рубашку на стуле, закрытое шторами окно. Еще в зеркале был я - напуганный до ужаса семилетний Люк, в пижаме с рисунком из звездных войн, с обмотанным вокруг шеи огромным вязаным шарфом. Я почти успокоился, но зачем-то снова посмотрел сквозь зеркало в комнату сестры. Она была там. Бледная и худая девушка в белом костюме, с черными волосами, разбросанными по плечам, она стояла, опираясь плечом на стену и серьезно и внимательно на меня смотрела. Лица ее я разглядеть не мог - было слишком темно, я видел только глаза. Они были огромными. И черными. Я не обернулся. Я коротко вскрикнул и бросился в спальню родителей. Залез на их кровать, накрылся одеялом с головой и застыл. Кажется, я плакал. Кажется, я всхлипывал и ждал шагов. Но было тихо. Только она продолжала напевать эту свою песню. Одну и ту же строчку. Она не пыталась зайти в спальню, голос стал тише, так, будто он доносился с первого этажа. Слезы и страх измотали меня, а простой мотив убаюкивал, кажется, я заснул, крепко вцепившись в мамину подушку. Я проснулся, когда хлопнула дверь. Она ушла? В коридоре зажегся свет. "Тише, Люк, наверное, спит. Нет, Кэмерон, уже поздно. Ему можно, он уже взрослый. Нет, не в компьютер. Ну мам, почему? Потому что ты вредный. А ты вообще заткнись, женщина! Джошуа, не смей так разговаривать с сестрой!" Они вернулись. Захлопали двери. - Джон, - раздался мамин голос, - Люка нет в его комнате. Люк! - Он дома, видишь, висит куртка, - ответил отец, - Может, уснул перед телевизором. Я услышал, как он поднимается по лестнице. Открылась дверь спальни, отец присел рядом на кровать, откинул одеяло. - Ты не спишь? - спросил он, - Испугался? Как он понял? Потому что я в их кровати. - Папа! - я бросился к нему на руки, - Тут была девушка в белом! Она пела песню! И выключала свет! Я ее не видел, пока в зеркало не посмотрел, папа, она страшная, - ужас пережитого снова охватил меня, и я заплакал. Отец погладил меня по голове, прижал к себе. - Не бойся, он ничего тебе не сделает. Он просто не любит, когда включают свет. Больше он ничего не сказал, а я ничего не спрашивал. Иногда ночами я вспоминал о том, кто не любит, когда включают свет, но мне тут же становилось страшно, и я начинал думать о чем-нибудь другом. А потом я увидел его. Через полгода. Мы с Кэмероном играли в лото на полу в гостиной, отец читал газету на диване, постоянно хмурясь, а Джошуа, отлученный от компьютера за плохие оценки по математике, в отчаянной скуке перебирал каналы телевизора. Подошел Майкл с коробкой печенья, заставил Джошуа подвинуться. Из телевизора, сменив рекламу, раздалась музыка. - Папа, это же ты, - кивнул Майкл. Мы с Кэмом повернулись к экрану. - Да... переключите, мальчики. Но Джошуа не переключил. И тогда на экране появился тот, кто не любит, когда включают свет. Он был такой же, каким я его видел в зеркале. В белом костюме. С длинными волосами и черными глазами. Он высоко поднял руку и ударил по клавишам пианино. Я посмотрел на отца. Тот смотрел на экран. Потом, наверное, почувствовав мой взгляд, опустил глаза на меня. И закрылся газетой. Я долго не оставался дома один. А если приходилось - включал свет и не выходил из комнаты. Весь остальной темный дом я оставлял ему. Фредди Меркьюри. Я ни с кем и никогда не говорил об этом, даже с отцом. В конце концов, мне удалось почти поверить в то, что это был бредовый сон, вызванный температурой. Я тоже уехал в Лондон, и как Роберт когда-то, приезжал домой только на каникулы. Этой весной я проснулся ночью после очередного эротического сна о своей однокурснице. Несколько минут я лежал, восстанавливая дыхание, самообладание и глядя в белый потолок над собой. Потом встал и спустился по лестнице. Свет был выключен, но в кухне кто-то был. Я застыл, снова парализованный старым страхом. И тут же, словно отзываясь на мой ужас, раздалась знакомая песенка. "I wanna be loved by you just you and nobody else but you." Я отступил назад. Не надо его беспокоить. Просто уйти спать. Пусть поет. А потом услышал смех отца. И его голос. - Да, я тоже... Подожди еще немного, скоро я к тебе приду. И тогда мне стало по-настоящему страшно.